Хейнкель летит на восток

Тем, кто интересуется историей Великой Отечественной войны, хорошо известен подвиг летчика-истребителя, Героя Советского Союза Михаила Петровича Девятаева. Он и еще девять его товарищей бежал на немецком самолете из фашистского плена. И не просто из плена, а из лагеря смертников с острова Узедом. Но мало, кто знает, что признание соотечественников и заслуженную Золотую Звезду Героя Советского Союза Михаил Девятаев получил далеко не сразу. И даже, если здесь уместно так выразиться – чудом. И еще меньше известно то обстоятельство, что именно благодаря главному конструктору советских ракет Сергею Павловичу Королёву эта самая справедливость восторжествовала.

Как же так вышло? Давайте для начала вспомним, кто такой Михаил Девятаев, и что с ним произошло…

Михаил Петрович - из крестьянской семьи. Родом из мордовского села Торбеева. В 1933 году окончил 7 классов, в 1938 году - Казанский речной техникум, аэроклуб. Работал помощником капитана баркаса на Волге. Во время Великой Отечественной войны – он командир звена 104-го гвардейского истребительного авиационного полка. Позывной – «мордвин». Гвардии старший лейтенант Девятаев сбил в воздушных боях в общей сложности девять вражеских самолетов. Кстати, полк, в котором служил Девятаев, называли музыкальным. И именно эта часть послужила прототипом знаменитого фильма Леонида Быкова «В бой идут одни старики».

… Вечером 13 июля 1944 года вылетел в составе группы истребителей майора Боброва на отражение налета вражеской авиации. В воздушном бою в районе Львова самолёт Девятаева был подбит и загорелся. Приземлившись в бессознательном состоянии на захваченной противником территории, Девятаев попал в плен.

Сначала его содержали в Лодзинском лагере военнопленных. Там он предпринял первую попытку побега – прорыл с товарищами подкоп из барака за ограждение. Подкоп обнаружили… Затем был Заксенхаузен… Потом лагерь в Пенемюнде на острове Узедом. Там, в ракетном центре, шли разработки нового оружия - крылатых ракет «Фау-1» и баллистических ракет «Фау-2».

Девятаев вспоминает, что на Узедоме мучились не только взрослые, но и подростки. Их использовали, как подопытных кроликов. «Вот запускают зловещую многотонную ракету, - читаем у Михаила Петровича, - С крайнего барака выводили и по кругу выстраивали юных узников. Ракета оглушительно гудела, извергала море пламени, высокую температуру, газы. После запуска местная «медицина» хватала мальчиков, проверяла состояние каждого: как у кого бьется сердце, как работают другие органы. И обнаруживалось, что у одного лопнули барабанные перепонки, у другого опалены глаза, третий лишился рассудка».

Что касается самого Девятаева, то очень скоро он попал в разряд смертников – 1 февраля 1945 года избил предателя и провокатора Константина Махорина из Харькова - тот в «дружеских» беседах уговаривал заключенных переходить на сторону фашистов. За это эсэсовцы назначили Михаилу «десять дней жизни». Это означало, что каждый из лагерных охранников должен был все время бить приговоренного любым способом. Если за десять дней узника не забивали до смерти – его расстреливали. Но до десятого дня практически никто не доживал.После первого же дня из тех десяти Девятаев понял: если на следующее утро он не сумеет угнать самолет – побег можно даже не планировать. И он с товарищами бежал, угнав немецкий «Хейнкель». Конечно, в погоню за ними была брошена группа фашистских истребителей. Но Бог хранил смельчаков – чудом им удалось скрыться в низких облаках, и практически вслепую пролететь над морем к своим.

Об этом необыкновенном побеге написано немало. И мы повторятся не станем. Напомним только, как сам Девятаев позже вспоминал встречу «со своими» после приземления: «Воины взяли нас на руки и понесли. На плечи они нам набрасывали куртки, фуфайки. Проводили всей толпой вглубь леса, в расположение воинской части. Попали мы прямо к солдатской походной кухне… Командир достал флягу, стаканы… Спросил: выпьешь? Я сказал: выпью… Выпил водки и тут же потерял сознание…».

«В направлении изобличения…»

Но если в передовых воюющих частях героев, что называется, носили на руках, то в органах госбезопасности к удачливым смельчакам отнеслись настороженно. Особистам не верилось, что изможденный узник лагеря смертников может вот так взять и поднять в воздух чужой самолет, спрятаться в облаках и, перелетев линию фронта, посадить его в чистом поле. Уж не засланный ли это казачок…

Тем не менее, после проверки в фильтрационных пунктах все десять беглецов получили возможность воевать дальше. Правда, добивал фашистского гада Девятаев уже не в авиации – истребитель ему не доверили. О чем Михаил Петрович частенько сокрушался. Но хорошо и так…

После Победы выяснилось - из всей десятки смельчаков уцелели только сам Девятаев, Фёдор Адамов, Иван Кривоногов и Михаил Емец. И они, конечно, радовались, что остались живы. Но вряд ли эту жизнь можно было назвать достойной совершенному подвигу. Почему так? Ответ на этот вопрос находим в записках Ивана Кривоногова от 15 октября 1956 года. «Кроме неприязни и недоверия я лично ни от кого ничего не ощущал, - пишет он, - Меня неоднократно вызывали в органы МГБ, допрашивали, глядя на меня, как на преступника, и в гражданских организациях смотрели и смотрят, как на человека, не внушающего политического доверия – изменника Родины. Мне до настоящего времени страшно переживать эти незаслуженные унижения и оскорбления, все во мне протестует против этой вопиющей несправедливости».

Сам Михаил Девятаев оказался в такой же ситуации. Причем органы госбезопасности, похоже, с самого начала взяли курс на «изобличение предателя». Так, практически сразу после приземления девятаевского Хейнкеля и встречи отважных беглецов «со своими», начальник отдела контрразведки «Смерш» 61-й армии полковник Мандральский отправил своему руководству справку под грифом «совершенно секретно». У справки было витиеватое название: «О приземлении немецкого самолета «Хейнкель-111» 311 СД и о задержании экипажа в количестве 10 человек». И в этом документе полковник Мандральский докладывает: «допросы задержанных – Девятаева и других – ведем в направлении изобличения их в принадлежности к разведывательным органам противника».

 «Бдительность» органов коснулась и семьи Михаила Петровича. Дочь Девятаева – Нэлли – писала позже в своих дневниках, что ее «маму, как жену бывшего военнопленного, руководство института эпидемиологии и микробиологии, где она тогда работала, лишили медали «За Победу над Германией…», вывели из секретарей комсомольской организации, заставляли каждую неделю в спецчасти института пересказывать разговоры с отцом». По ее словам, люди не здоровались с ним, при встрече переходили на другую сторону улицы, писали доносы, а некоторые открыто называли предателем». И это продолжалось не месяц, не год и не два, а целых двенадцать лет.

Проверки, как говорится, проверками, но ведь надо было ещё и на что-то жить. Но по словам биографа Девятаева - доктора исторических наук, профессора Анатолия Александровича Иванова из Казани – Михаила Петровича, «мало того, что не подпускали к летной работе, так еще и под различными предлогами отказывали ему в трудоустройстве в том же Казанском речном порту… Не нашлось ему работы и в родном Торбееве…». Только в мае 1946 года его приняли на должность дежурного по вокзалу в Казани. И только через шесть лет, в апреле 1952 года Девятаев начинает работать первым помощником капитана баркаса. Затем сам становится его капитаном. А в апреле 1955 года «переведен капитаном на т/х 2034».

Но, не зря говорится, что нам воздается по вере нашей… За все эти годы Михаил Петрович Девятаев ни разу не сорвался, не запил горькую. Он просто честно работал и верил в свою звезду. И через двенадцать лет звезда зажглась…

Ручательство Королёва

В 1957 году Михаила Петровича Девятаева вызвали в военкомат и объявили: так, мол, и так – вам присвоено звание Героя Советского Союза… И Девятаев, ни разу не дрогнувший в лагере смерти – впервые заплакал...

Когда вручили Золотую Звезду, Девятаев задался естественным вопросом: что же произошло, и благодаря кому или чему так круто и неожиданно изменилась его жизнь? Забегая вперед, приведем здесь слова Михаил Петровича, записанные позже его дочерью Нелли: «Когда в 1957 году мне дали Героя, я поинтересовался у генерал-майора авиации Ивана Пархоменко, кто же за меня ходатайствовал? Не Казанский же речной порт! Тот навел справки и сообщил: какой-то большой и очень засекреченный учёный». И только когда умер Сергей Павлович Королёв, главный конструктор космических ракет, Девятаев понял, кто был его звёздным крёстным.

Добавим также, что и Юрий Фролович Юшкин – в те годы секретарь Торбеевского райкома КПСС, а позже директор Мордовского книжного издательства и начальник республиканской архивной службы – выяснил, что именно Сергей Павлович Королёв в свое время «взял на себя смелость и поручился, что Михаил Петрович не завербованный агент германского рейха». Где же и каким образом пересеклись жизненные дороги великого конструктора и находящегося под подозрением и надзором бывшего летчика?

С Сергеем Павловичем Королёвым Девятаев познакомился ещё в сентябре 1945 года. Ну, как познакомился… Его часть выдвигалась домой, на восток, а Михаила Петровича «попросили задержаться». Вскоре его представили «полковнику Сергееву» и группе товарищей, вместе с которыми он отправился на Узедом. Там они пробыли трое суток, и Девятаев как мог подробно рассказывал все, что удалось увидеть за время нахождения в лагере – о запуске самолетов-снарядов «Фау-1» и ракет «Фау-2», об их взлётах и падениях, о ракетных установках, платформах для их перевозки, шахтах.

А вот, как вспоминает об этом дочь Сергея Павловича, побывавшая вместе с отцом на Балтийском море, на острове Узедом. «На острове отец показал мне и маме много интересного, - пишет Наталья Королёва, - Он уже побывал здесь не однажды, впервые – в сентябре 1945 г. Мы увидели шикарные отели и роскошные пляжи известного курорта «Цинновиц», а неподалеку – остатки ракет и технических сооружений, где совсем недавно производилось и испытывалось «оружие возмездия»… На острове еще оставались окруженные колючей проволокой лагерные постройки, где во время войны обитали военнопленные разных национальностей. Одним из узников здешнего концлагеря оказался советский лётчик М.П.Девятаев. 8 февраля 1945 г. он и еще девять пленников совершили легендарный побег из Пенемюнде, захватив и подняв в воздух немецкий самолет «Хейнкель». Михаил Петрович вспоминал, что осенью 1945 г. его по распоряжению нашего командования вновь привезли на остров Узедом. Там в то время находилось много военных, интересовавшихся всем, что он знал о ракетном центре до своего побега. Наиболее дотошным оказался полковник, назвавшийся Сергеевым. В 1957 г. М.П.Девятаеву присвоили звание Героя Советского Союза и, как ему сказали, важную роль в этом решении сыграл профессор К.Сергеев. Только после смерти отца Девятаев узнал, кого скрывали под псевдонимом».

Остается только догадываться, как сам Королёв узнал о том, в каком бедственном положении находится его нечаянный гид по острову Смерти… Но как-то ведь узнал…

"Ракета" Девятаева

… А чудеса, как известно, стоит им начаться, и их уже не остановишь… В 1957 году на горьковском заводе «Красное Сормово» спустили на воду первое экспериментальное судно на подводных крыльях, созданное талантливым конструктором Ростиславом Евгеньевичем Алексеевым. Как известно, этот корабль назвали «Ракетой». Так вот – Михаил Петрович Девятаев вошел в историю отечественного речного флота, как первый капитан «Ракеты-1». Он участвовал в ходовых испытаниях, доводил корабль до эксплуатационных кондиций. А 25 августа 1957 года именно Девятаев был за штурвалом этого теплохода в историческом первом рейсе из Горького в Казань. Вот какая сила влияния великого конструктора.

И еще один интересный, чуть ли не мистический знак судьбы. Летом 1999 года Михаил Петрович побывал с визитом в Германии. Там ему довелось встретиться с бывшими фашистскими лётчиками Максом Мейером и Гюнтером Хобомом. Это были те самые пилоты, которые вылетели с Узедома в погоню за угнанным Хейнкелем. После войны Макс Мейер работал руководителем отдела в западногерманском министерстве обороны, в Бонне. Вот такое еще одно интересное пересечение.